На голом полустанке тиха ночка,
Лишь в доме одиноком блещет огонёк,
На небе звёздами заплачет луна-дочка,
Закат потухнет как пепелища огонёк.

Свеча стояла у потёртой рамки,
Она горела, пламенем шурша,
На тусклом лике плесень въелась в ямки,
Не слишком уж на святость их смотря.

Старик сидел за столиком уныло,
Он хлеб с капустой медленно жевал,
Кому-нибудь бы это опостыло,
Но цену хлебу этому он знал.

Он помнил почерневшие ладони,
Ржаное поле в танковых следах,
Бегущий и непонятный привкус соли
На алых да потрескавших губах.

Он помнил, что за фляжку да за хлеба крошку,
Не жалко было голову сложить,
Когда его однополчанина Антошку,
Поганый фриц от измору хотел свалить!

Он помнил всё: и как сжигали братьев,
И как кричала молода сестра,
Когда её, как пару серых зайцев,
Коричневые псы гоняли до светла.

 Нельзя забыть утраты и потери,
Нельзя преувеличивать цену тому,
Что люди в жизни видеть не хотели,
Чего не пожелаешь и врагу!

Доест дедок – сотрёт все крошки,
Да не на пол, а в синенький платок,
И в праздник занесёт он их к Антошке,
Всем тем, кто до конца дойти не смог...

Мне не понять тенденций современных,
Мы знаем много -  мало чтим чего,
Традиций не должно быть в сердце тленных:
Ведь мы славяне, те - кто видел в жизни всё!

Заполнить бы мне душу алкоголем,
Залить бы сердце литрами вина,
Но скрыто всё обугленным паролем:
Всему виной проклятая тоска!

Казалось бы, любил бы безвозвратно,
Казалось бы, гордыни не осталось и следа,
Но мир так поменялся, что отвратно,
Смотреть на вас, развратных, господа!

Мне тошно от всего, что стало здешним,
Мне тошно от веяний бытия,
Смущение давно уж стало грешным,
Любовь – слепая и обрыдлая игра!

А гордость стала белой простынёй,
Которую постыдно дёгтем мажут,
Те злыдни, что не делом, а молвой,
Всем людям глупое докажут!

Но я мечтаю, что найду Надежду,
И обязательно с зелёными глазами,
Что не посмотрит на потёртую одежду,
Не посмеётся над витиеватыми стихами!

Ведь жизнь не карусель, не цирк,
Она – изысканных событий восхищенье,
И милый, чуть потёртый солнцем лик,
Не должен придавать снам извращенье!

Считай меня романтиком и тлёй,
Но я добьюсь от жизни визави,
Я с дикими повадками не связанный петлёй,
И ты об этом от незнаний шепчи!

И лучше жить с идеями любви,
Чем совесть потопить в кипящей ртути,
О, мир, ты лучше душу не трави,
Не зная самой чистой моей сути!!!

Старый пёс стоял один
На холме у дома,
Он видал немало зим,
Куклой был у шторма!

По бокам облезла шерсть
И глаза устали,
Ведь не греет больше твердь,
Листья все опали…

Старый пёс глядел на дом,
Где его любили,
Но забыли там о нём,
И щенка купили!

Он годами там служил,
Спал под клёном в будке,
Но раз хозяина укусил:
На жену тот поднял руки!

И вот бродит дикий пёс,
Свесив хвост, по свету,
И не ищет мокрый нос
От судьбы привета!

Ведь он просто старый пёс,
Шут для человека,
И не спрятать детям слёз:
Человек ли это?

Чем он лучше здесь других?
На планете этой?
Его жизнь такой же миг,
Как у твари серой…

Старый пёс стоял один
На холме у дома,
Он повидал немало зим,
Куклой был у шторма…

Мне жаль, что ты не видела заката,
Который, красной нитью по небесам прошёл,
Я думаю, пусть холодно, но ты была бы рада,
Когда б твои глаза весенний блик зашёл!

Мне нравится, что день молчит уныло,
И лето он совсем к себе не ждёт,
На всех прохожих смотрит он постыло,
На улицах дожди, и день нас не зовёт!

А я смотрел, как солнце утопает,
И парк горел в агонии теней,
А он ведь глуп, да и меня не знает,
Что думал я, мечтал и мыслил лишь о ней!

И парк не может дать мне явственных ответов,
Чего душа моя в потёмках вечно ждёт,
Ведь на моём пути не так уж много и просветов,
Когда закат к мечте своей зовёт!

Мне боль не пережить – она ведь часть вселенной,
И я один, как голый лист в траве,
Давно не знал я жизни откровенной,
Я постоянно жил то в горечи, то в тьме!

Но вот, растаял наш закат в тумане,
А я опять стою один во мгле,
И снова я не предан прежней ране:
И вновь я верен лишь своей судьбе!